Из архива Лебедевой Виктории Павловны

25 октября 1941 года немцы, оккупировавшие город, построили всех воспитанников детского дома №1 (тогда он находился по улице Свердлова, 133), выбрали троих мальчиков, и крича при этом "Юде!", расстреляли в затылок при остальных детях.

У меня на глазах немец застрелил мальчика детдомовца 13-14 лет. Причина убийства состояла в том, что он был евреем.

Отец большой семьи Шехтман десять лет лежал парализованный. К началу оккупации города Харькова один из его сыновей был на фронте, а три дочери и сын (второй) решили эвакуироваться. Они забрали старика и все вместе поехали на вокзал. Но в это время началась бомбежка. Семье все-таки удалось попасть в эшелон. Однако старик сказал: "Я никуда не поеду, буду умирать в своей постели!" Так и случилось - отец семейства был расстрелян оккупантами в своей квартире и в своей постели.

Белла Юхвидова с дочерью и мужем, русским, жила до оккупации по улице Чеботарской, 25. Это была семья музыкантов. В первые месяцы после прихода нацистов ее братьев расстреляли, а Белла ушла в бараки.

Однажды она, улучив момент, подошла к шоферу , приехавшему за людьми, и спросила: "Ты русский человек... Скажи, куда повезут евреев? До первого оврага!" - был ответ.

В ту ночь Белла убежала из бараков, пошла по селам. В одном из них, на кухне, она познакомилась с немцем, который стал ее подкармливать. Как-то она встретила менщиков - знакомых из Харькова. "Ты так хорошо выглядишь!" - сказал кто-то из них, - "А твои дочь и свекровь голодают, побираются..."

Белла собрала кое-какие продукты и пошла на Харьков, к семье. Однажды вместе с дочерью они шли по улице, и девочка увидела в витрине киоска пирожные. "Мама, я хочу пирожное!" - попросил ребенок. И Белла купила ей это лакомство. Но тут к ним подошел полицай. Белла предъявила ему свой "русский" паспорт, но в ответ получила удар по лицу... Ее забрали в полицию, допрашивали. Свекровь, которая в этот момент было вместе с невесткой и внучкой, слышала, как Беллу били полицаи. Наутро свекровь пошла узнать, как невестка. Оказалось, Белла умерла ночью в полиции.

Один человек во время оккупации прятал в диване свою жену-еврейку и никому не разрешал на этот диван садится. Жили они в первом этаже дома по Московскому проспекту, недалеко от ДК ХЭМЗ. Эта пара дождалась освобождения города, хотя нервная система женщины была истощена до предела. Это усугублялось еще и тем, что дети из соседних домов, играющие на улице, нередко подбегали к окну этой женщин и кричали: "Жидовка, жидовка !" И однажды несчастная вышла на улицу и бросилась под колеса трамвая.

В бараках люди стояли - ни сесть, ни лечь... Мы так прожили несколько ночей. Помню, как в один из дней выбирали Гуревича старостой еврейской общины.

Немцы и полицаи с повязками на рукавах ходили по баракам и собирали дань. Когда эта дань закончилась, полицаи подходили к женщинам и вырывали из их ушей серьги.

Помню и такое: полицаи ходили по баракам и забирали красивых девушек. Наутро их тела были сброшены в вырытые ямы...

Мой папа Ойзер Гершкович Торчинский погиб в городе - его повесили на остановке трамвая "Валковская".

Помню, возле железнодорожной школы №1 (позднее № 18), это на углу Ильинской и Токовой, в одеялах и подушках сидели люди, выброшенные оккупантами и своих квартир. Я, бывало, четвертушку кофе сварю и отдам старушке-еврейке. Она дала мне ключи от своей квартиры... Это было на Токовой, 3. Немцы выгнали в мороз несколько семей, и подходить к ним было запрещено. Сидели они так долго.

Отравилась в бараках; по другим сведениям сошла с ума.

Принял яд в бараках Станкостроя.

Воловик Борис Меерович, 1872 года рождения, ул. Пушкинская. Акушер-гинеколог, профессор. Покончил с собой в бараках

Воловники: Рахиль Манусовна и Яков Манусович (счетовод "Донугля"), ул. Пушкинская, 3, кв. 7. Отравились мышьяком в бараках.

Голубчина Варвара Саввична, 1860 года рождения. Потеряла рассудок после ареста дочери 9 декабря 1941 года. Погибла в синагоге.

В бараках отец вступился за психически больную дочь. Оба застрелены на месте.

Лавриненко Василий Дмитриевич, ул. Дарвина, 1, кв. 19. Украинец. Покончил жизнь самоубийством после того, как его жена-еврейка и сын ушли в гетто.

Мамутова, ул. Мироносицкая, 6. Жена профессора медицины А. М. Мамутова. От переживаний в бараках сошла с ума.

Резникова София Моисеевна, ул. Юрьевская, 4. Умерла по пути в бараки. Ее муж, Резников Б. Г., в тот же день скончался дома 15 декабря 1941 года будучи тяжело больным.

Скловская, старушка. Жила по ул. Токовой. Будучи изгнанной из своей квартиры, замерзла в телефонной будке.

Шапиро, ул. Кузнечная, 20, цокольный этаж. Бежала из бараков. Скончалась при попытке открыть дверь своей квартиры.

Эфрос Александр Михайлович, 1907 года рождения, ул. Черноглазовская. Не эвакуировался из-за больной мамы. Профессор, доктор физико-математических наук. Подвергался жестоким издевательством нацистов, которые ежедневно приходили в его квартиру, били, унижали. Затем вместе с матерью Эфрос Ольгой Мироновной вывезен в бараки. По дороге с него сняли одежду и снова зверски избивали. От неслыханных мучений ученый потерял рассудок и только тогда был расстрелян; по сведениям А. Ю. Лебфрейда - схвачен заложником и повешен.

Об исходе в бараки и условиях жизни там.

Люди везли с собой даже мебель. Заняв место в бараках, обогревались при помощи металлических бочек, печек, где они не были разрушены, и топили тем, что могли для этого собрать. Нередко за это расплачивались жизнью. Патрули ходили по железнодорожной линии, между бараков. Воды не было. Даже если кто-то пытался набрать снега, за это расстреливали, как и за то, что люди выходили на рынок, хотя многие и ухитрились это делать.

В бараках был еврейский бургомистр Гуревич. В Гуревича большинство людей, находившихся в бараках, верили - что он найдет выход из создавшейся ситуации, что-нибудь придумает.

Еврейские полицаи были - наводили порядок. Когда людей стали увозить из бараков, Гуревичу дали отраву для маленьких детей. Но он отравился сам, а детей сожгли.

Жидовецкий, ул. Мироносицкая, 99, кв. 70. Инженер. Был женат на русской (украинке), которая с младенцем, родившимся накануне войны, ушла в бараки вместе с мужем.

В бараках оказался и профессор Кац. У него были тяжелые больные, которых он оперировал до последнего

В бараки люди шли со всех концов города, сливаясь на Московском проспекте - повозки, санки, детские коляски. В основном пожилые люди, женщины, дети. Путь был долгий, километров 20, зима была очень жестокая, одежды соответствующей не было. С женщин срывали хорошие платки, шапки, снимали пальто.

В бараки приходили два парня - Ваня и Вася. Порой они приносили что-нибудь поесть - люди уже пухли от голода. Когда мы убежали из гетто, мы их по дороге встретили. Они нам дали что-то съестное... Мама хотела отдать им колечко, но они не взяли. В это время уже горел наш барак, кричали дети, старики. Эти два паренька были в гари, в копоти - пытались спасать людей. У одного из них по щекам текли слезы.

У папы был закадычный друг. Перед войной он женился. Мартыненко Михаил... Он нас, как и многие другие, к себе не пустил, когда мы ушли из бараков. Его молодая жена принимала у себя немцев... Денег он папе дал, а пустить в дом боялся.

Мы отправились на ул. Артема, 34, к Елене Федоровне, маме моего (будущего!) мужа.

В ноябре 1941 года в Харькове была проведена перепись населения. Выявлено в городе 600 000 человек. Сейчас предпринимаются меры к тому, чтобы довести население в Харькове до 250000, оставив в нем коренных городских жителей.

Грабя и издеваясь над населением, немцы не проводят разницы между рабочими, служащими и колхозниками. Проводят разницу между национальностями. Украинцам больше привилегий, чем русским. Например, к пленными и дезертирам-украинцам меньше придираются, чем к русским. Евреев совершенно терроризируют.

Сейчас в городе проводится регистрация коммунистов и комсомольцев, причем дан срок окончания регистрации 1 января 1942.

Что требуют во время регистрации? Сдать партийный или комсомольский билет. Власти предупредили, что в случае, если будут обнаружены не зарегистрированные коммунисты и комсомольцы, их причислят к жидам, и они будут отвечать за то, что не зарегистрировались.

За ХТЗ имеется небольшой яр, туда направили много хулиганов, которые должны были переворачивать едущие санки, задерживать их, а при сопротивлении убивать людей. Тут же находились автоматчики. Стреляли прямо в евреев, которые двигались по направлению к Станкострою. Тут же на машины забирали все их вещи и увозили.

Выселили 25000 человек, расстреляли около 14000. Расстрелянных закапывали наши военнопленные. Кстати, нужно сказать, что по дорогам немало убитых, расстрелянный и замученных военнопленных.

На Станкострое люди оставлены на то, чтобы умереть голодной смертью. Уже сейчас есть много случаев, когда люди умирают от голода. Доступа мужчин туда нет, некоторые женщины носят туда еду,но это грозит им большой опасностью. Трудно передать, что делается в этих бараках.

В Харькове тех, кто подают заявления на людей, очень много. В селах таких людей значительно меньше.

Харьковский областной государственный архив, фонд 2, опись 31, дело 117.

Для справки: Анатолий Павлович Коротун, 1900 года рождения, парторг ЦК КП(б)У. Арестован гестапо 26 мая 1942 года. Погиб.

По свидетельствам Ф. И. Керстен и А. Ф. Григоровой, которые не раз ходили в бараки, носили еду некоторым своим знакомым и соседям-евреям. Впоследствии эти женщины рассказывали: "Немцы ежедневно предъявляли требования к узникам о выдачи теплой одежды, часов, ценностей. Если эти требования не выполнялись из-за отсутствия вещей, солдаты выводили из бараков несколько десятков человек и расстреливали.

...Стариков, калек и детей, которые не в состоянии были дойти к месту, собрали в здании синагоги на Мещанской (ныне ул. Гражданская), где большая часть людей замерзла, а некоторые умерли от голода.Здесь погибло около 400 человек."

Черненко-Назвич Анна Иосифовна, Сериков Даниил Александрович и Коврижко Федор Лукьянович подтвердили, что "наряду с расстрелами, немцы умерщвляли людей, главным образом, детей, отравляющим веществом, сжигая их трупы в бараках."

Поручительство

На Шампаньера Григория Михайловича, 1892 года рождения, профессора Харьковского университета (английский язык и литература). Выдана 4 декабря 1941 года в том, что он по национальности русский и был преподавателем английского языка и литературы в Харьковском государственном университете. Ответственность перед законом за достоверность указанных сведений принимаем на себя: профессор Андрей Владимирович Желеховский и юрист больницы Охраны материнства и детства Людмила Михайловна Киловицкая.

Для справки: А.В. Желеховский - выдающийся ученый, декан физико-математического факультета Харьковского университета, профессор. Во время оккупации, будучи патриотом своего ВУЗа, помогал сохранить университетское оборудование и ценности, особенно библиотеку физико-математического факультета. Прятал вместе с коллегами, стремясь спасти ВУЗ от разграбления. Ценные приборы переносились в самые отдаленные уголки корпусов, где засыпались мусором. Все это организовывали А.В. Желеховский и Н.П. Комарь. Желеховский оказывал помощь многим сотрудникам университета, помогал получить работу. Желеховский был в городе очень видной фигурой, и немцы пригласили его стать уполномоченным по университету. Это дало возможность на некоторое время получить какие-то средство к существованию ВУЗа, вести полулегальную работу по сохранению ценных университетских приборов, ценностей и библиотек, а главное - сохранить жизнь многим сотрудникам.

Так обстояло дело в течение двух-трех месяцев, а затем в управу были посажены новые люди и назначены ректор и проректор из преданных фашистам лиц.

В новых условиях А.В. Желеховский оказался не у дел и попытался спасти семью, переехав в город Грайворон, где у него были знакомые из родичей его ученика и было легче прокормиться.

В феврале 1943 года Андрея Владимировича по доносу несправедливо обвинили в пронемецкой агитации и арестовали. Он умер от сыпного тифа в тюрьме города Старый Оскол 9 мая 1943 года. В 1962 году реабилитирован . Он верил в Победу даже в самые тяжелые времена войны.

Ласенко Трофим, украинец, житель Основы. Вместе с женой Елизаветой Коган, еврейкой, матерью двух их семилетних близнецов, ушел в бараки. Пробыл там несколько дней, пока один мужчина, поляк, не посоветовал ему уходить отсюда - спасать детей. 18 декабря 1941 года мать провожала своих детей и мужа до первого патруля. Вопреки всем испытаниям, Т. Ласенко сберег детей. Сам же так никогда и не женился.

Лысовы - врачи гомеопаты (жили по ул. Петровского). Он - русский жена - еврейка (Николай Васильевич и Полина Абрамовна). В бараки муж ушел вместе со своей женой.

Лев Погребицкий до войны работал на радиозаводе. Его жена Мария Ивановна была украинкой (ее все называли Мусей). Всей семьей, с двумя детьми, они ушли в бараки. Впоследствии Мария Ивановна вывела из гетто сына Моню и дочь Женю. Живет сейчас в городе Белгороде.

Федоровна (фамилия и имя неизвестны). Была домработницей в семье Гольдман. Ее хозяйка, Сабина Иосифовна Гольдман (ул. Урицкого, 33, кв. 26), была лежачей больной. В эшелон, в котором уезжали на восток ее дети и внуки, по этой причине ее не взяли, и вместе с домработницей С.И. Гольдман возвратилась домой. Несколько дней они находились в квартире, пока соседи не донесли немцам. Тогда Федоровна взяла тачку, посадила в нее свою хозяйку и повезла на Тракторный завод. Больше их никто не видел...

У педагога 82 Харьковской школы Александра Федоровича Чумакова жена, Галина Самуиловна, была еврейкой. Во время переписи населения Харькова ее внесли в желтые списки. Но муж сумел купить ей "русский" паспорт. Благодаря этому она пережила оккупацию. У них с Александром Федоровичем было 2 дочери.

Степанида, украинка. Жена еврея Семена Григорьевича Асса. Не согласилась отпустить мужа одного и тоже пошла в бараки. Оба погибли.

Семья Щербак - сестры Алла Ивановна и Сусанна Ивановна - на протяжении всей оккупации города Харькова спасали подругу еврейку Ольгу Браиловскую, пряча ее под носом у немцев, в своей квартире.

Белова Александра Георгиевна, 1902 года рождения , журналист. По просьбе Р. Б. Беркович вывезла с Тракторного завода на санках двух ее детей, помогала скрывать их у своих родственников, купила для Беркович "русский" паспорт. 27 марта 1942 года арестована гестапо по доносу. Погибла.

Бекетова Александра Александровна, 1876 года рождения, г. Москва. В 1941 году приехала в Харьков, жила по ул. Сумской, 52. Мастер художественного перевода, родственница выдающегося архитектора А.Н. Бекетова. Во время оккупации помогала спастись от гибели харьковским евреям. Арестована гестапо 2 февраля 1943 года. Расстреляна в районе Лесопарка.

Узуньян Юрий Оганесович (Иванович), 1921 года рождения, шоссе Комсомольское, 47. Студент химического факультета Харьковского университета. Подпольщик. Устроившись работать паспортистом Холодногорского бургомистрата, помог многим харьковчанам избежать угона в Германию, снабжал документами военнопленных - узников концлагеря на Холодной горе. Предупреждал евреев о готовящихся против них акциях. Выдан предателем. Расстрелян 5 января 1943 года в районе Тракторного завода.

Шли в бараки - как крестный ход. В корытах тянули вещи, у кого-то ребенок сидел... Мы из окон видели. В 110 номере по Свердлова тоже евреи жили, и все погибли. Очень хорошо помню семью Добкиных. С Маней, дочкой Льва Григорьевича Добкина и сыном Леней, женой Розой мы были хорошо знакомы.

На работе, на фабрике имени Тинякова, Льва Григорьевича Добкина все называли "товарищ Добкин". Он меня устроил на работу - я была швея-ручница пятого разряда. А он руководил шинельным цехом. И вот в октябре у Льва Григорьевича случился инфаркт. Но его забрали из дома заложником прямо с постели. Жена и дочь носили ему еду, от себя отрывали, а полицай брал передачу и говорил: "А-а, юде!". И выбрасывал картошку прямо у них на глазах. Лев Григорьевич там и умер, в "Третьем рейхе" (примечание: здание гостиницы "Харьков"). Его жену Розу с двумя детьми заставили идти в бараки. Роза с Маней погибли, а Леня - кто-то во дворе говорил - убежал (попал в машину с вещами расстрелянных евреев и по дороге выскочил). В 1949 году он приходил к этому дому.

У инженера Управления Южной железной дороги, жителя города Люботин Ивана Константиновича Нестеренко был на руках эвакуационный листок на посадку в один из последних эшелонов, уходящих на восток. Но когда он и его коллеги прибыли на вокзал станции Харьков-Балашовский, откуда должен был отправляться состав, руководство станции предложила им уступить свои места в поезде евреям. Каждому из вынужденных остаться была выдана соответствующая справка.

Главный врач девятой больницы (Холодная гора) Александр Иванович Мещанинов помогал выжить бежавшим из бараков Израилю Иосифовичу Пунькину, до войны - главному инженеру Водотреста,и его жене Тамаре Любарской, а также двум их сыновья. Мещанинов попросил своего друга Петра Рышкова, его дочь Нину, муж которой находился на фронте, помочь этим людям (Рышковы тогда жили по ул. Федоровской, 5). "Мещанинов всем хотел помочь,- вспоминала спустя многие годы Нина Петровна. - Он привел к нам Пунькиных в середине января 1942 года..."

К великому сожалению, предательство бывшего коллеги погубила Израиля Иосифовича. Но и после его гибели Александр Иванович не оставил семью друга в беде. Когда Тамара Любарская в 1943 году решила уходить с детьми к линии фронта, Мещанинов принес ей бланки аусвайсов для выхода из города.

Несколько слов об И.И. Пунькине. В юности он был дружен с Ильей Эренбургом. Будучи ровесниками, они вместе поступали учиться. Возможно, в Киеве, где родился И. Эренбург.

Вероятно, этим и объясняется обращение к Эренбургу Тамары Любарской после освобождения Харькова: зная, что писатель и журналист освещает работу Чрезвычайной Комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков в городе Харькове и области, она написала ему большое письмо, в котором рассказывала о трагической судьбе мужа и тяжелейших испытаниях, выпавших на долю ее самой и двух их сыновей.